Записки Безымянного [поэзия] - Тимонг Лайтбрингер

Спаситель и Спасатель

Спаситель был, Спаситель есть, рабам всем сделает он честь,

Когда построит к стенке в ряд... им глянь в глаза - они все спят.

Спасатель был лишь человек и в свой короткий жизни век

Успел он много согрешить ... но есть, кому его любить.

Я знал подобных им людей, спасатель был чуть-чуть злодей,

Спаситель был чуть-чуть пророк ... конец обоих был жесток.

Спаситель знал, что он - звезда, и мог увлечь других всегда рассказом он о небесах, когда пред публикой в слезах он умилял всех стариков, детей, подростков, дураков, и всех подобных этим трем. Он утверждал : не здесь наш дом, ведь далеко, на край земли его давно перенесли. Он говорил : настанет час, и бог услышит его глас, и в тот же день он поведет в него поверивший народ, дабы достигнуть вскоре рая - ведь только там земля святая.

Настал тот день, господь сошел, средь толп Спасителя нашел, и убедил его, что он для стад спасенья был рожден, и святость подарил ему средь толп всех только одному. Спаситель понял, он  - пророк, он поднял спящих лежебок и указал рукой им путь, хоть видел сам он лишь чуть-чуть.

И он их звал - "Вперед, вперед ! Пока нас смерть не заберет, мы к раю будем лишь брести, нам суждено его найти.”

Он вышел в путь - и вместе с ним как плотно серый, грязный дым шагали по пыли тела - ведь их мечта к себе звала. Они шли день, они шли два, они все верили сперва, что их Спаситель доведет ... Но дни все шли, и вот народ шептать уж начал, что до рая им не дойти, вовне блуждая.

И он настал, тот Судный День, когда им верить стало лень, что кто-то может их спасти, в врата небесны завести. Им всем Спаситель опостыл, он стал врагом, он стал немил; пусть он словами возражал - внутри себя он весь дрожал. Он не ответил на вопрос, какого фига он занес их всех почти на край земли ... Они, проснувшись, поняли его всю ложь, его обман, ведь не найти средь тысяч стран подобной раю никогда ... надо в себе искать всегда. Они ему, кольцом обняв, и камни все с земли подняв, достигнуть рая помогли ... И труп кровавый разнесли по небу птицы все тогда ... своих кумиров так всегда толпа однажды наградит - кумир толпы будет убит.

Они вернулись все домой, Спасителю дав смертный бой, и в их глазах с тех пор он стал подлец, обманщик и шакал.

Спасатель был простой чудак, любил он девок и коньяк, да в карты шулерил за так - и был он страшный в том мастак. И жил как мог он, без забот, текла так жизнь из года в год, всяк благочинный идиот о нем б сказал - "Что за урод !". Снискал он славу простака, льстеца, глупца, да дурака, ведь его дерзкая рука не раз врагам мяла бока. И так бы умер он в тиши, как умирают алкаши, но этот мир слегка жесток - и от Спасателей есть прок.

Он шел один к себе домой - ему так было не впервой, и звезды в небе выжгли путь, и впереди себя чуть-чуть  сумел людей он разглядеть, картину горькую узреть. Их было трое, и один высоких гор был гражданин, второй был лысый, точно шар - и горько-кислый перегар от них послушно вяло тек ... Джигит стоял, взведя курок, приставив к женской голове, и на ее белом челе заметен был стекавший пот ... тут лысого пришел черед - и он, заткнув ей рот рукой, своей свободную ногой

в живот ударил раза два - и хриплый стон ее едва был слышен в тот полночный миг ... но тут джигита вдруг настиг Спасатель резко со спины - пусть лишь секунды дадены, но выбил он тот пистолет, и, сняв жестокости запрет, он бил его что было сил - и тот от боли голосил.

Тогда, свою бросив добычу, второй преступник рожу бычью вмиг повернул на друга крика - и в тот же самый грешный миг рванул за брошенным курком ... Спасенна женщина бегом успела скрыться с места драки, пока те двое как собаки, Спасателя избрав как цель, его в кровавую купель пытались мигом окунуть ... Вот лысый свой проделал путь и поднял выбитый вновь ствол - как будто гром в тот миг пришел  в ночной и тихий этот мир, дабы устроить кровный пир.

И пуля врезалась в тела - она тот миг давно ждала, пройдя Спасателя сквозь грудь, она джигиту по чуть-чуть вошла в еще стучаще сердце … закрыта жизни была дверца его мгновенно в тот же миг, вместе с Спасателем он сник и распластался на земле со струйкой крови на челе... Второй преступник, бросив ствол, прыжками в тьму в тот день ушел.

Они и умерли вот так - Спасатель сверху, снизу враг, уставив свой стеклянный взор на неба звездного простор.

Спаситель жив, Спаситель есть, но так сомнительна та честь

Идти за ним куда-то вбок - и спящим выйти за порог.

Спасатель жив когда-то был - но умер в душах и почил,

Но, выходя однажды в путь, его мы вспомним как-нибудь...

Тело и боль

Мне больно сидеть, мне больно лежать,

Мне больно питаться и больно дышать,

И  тело болит все который уж день …

Ему быть здоровым видать страшно лень,

Ему жить без боли видать неохота,

А муки души - не его ведь забота,

Оно же живет только здесь и сейчас …

Душа пусть и вечна, но тело - на раз.

Вчера было больно особенно сильно...

Здоровье - оно, брат, весьма нестабильно,

Лишиться его очень просто подчас,

Ведь тело - не вечно, здоровье - на раз.

Здоровье не купишь свое, друг, за баксы,

Не создано миром еще такой таксы,

Когда заплатил за сеанс - и готово,

Живой и здоровый всю жизнь ходишь снова.

Но годы идут, и время придет,

И колокол вдруг по тебе враз забьет,

И тело оставишь свое ты в тот миг -

Ты нового мира без боли достиг.

И тело погибнет, и тело умрет,

Сознание только лишь вечно живет,

Души не убьешь ты, ее не отнимешь,

Ножом не проткнешь и рукой не обнимешь.

Пускай и хворает она иногда,

Но с нами прибудет все время, всегда,

Ей тела недуги давно не страшны,

Они все поблекли, они не важны,

Как камни в дороге они на пути,

Нам сдвинуть придется их, дабы пройти,

Придется отбросить однажды совсем

Все тело свое, чтобы снова стать всем -

Всем тем, чем мы были давно до тех пор,

Пока не спустились в тела наши с гор,

Пока мы не стали до боли телесны,

Умами могучи, душой бессловесны,

Всем телом подвижны, но с каменным духом,

И в сто децибел, но не слышащим слухом.

Придет и мой день когда-нибудь тоже,

И тело мое также станет негоже,

Церковник возложит его на алтарь,

Укрыв простыней, как давно было встарь.

Молебен унылый закатит в тот день,

Но слушать его мне уже будет лень.

Когда он придет, смерти миг в то мгновенье,

Я с телом расстанусь уж без сожаленья.

Но этот мир боли не смею забыть,

По-прежнему буду его я любить,

Когда вновь вернусь из далекого краю...

Я сам умирал, и, поверьте, - я знаю.

Умершая звезда

Себе свой мир давно творя, я превзошел земли царя,Но только лишь душа моя с иного плана бытия.И я песню на флейте пою небесам,И проста эта песня, а флейта - я сам.Я не буду вновь прежним уже никогда,И мне путь осветив, не погаснет звезда,Протяну я ладони тогда к небесамИ отвечу : "Я прибыл. Один. Только сам".И, упав мне на руки, мне молвит звезда :"Ты сгоришь скоро прежний, но то не беда,Коль иным существом ты возжаждал уж стать,То придется тебе также ярко сгорать,Как сгораю и я, опускаясь с небес,Потеряв весь свой блеск, положенье и вес,Лишь затем чтобы в руки твои угодить,Научив тебя небо тем самым любить".С тех пор звезду ту полюбя, я утверждаю из себяЛишь только то, что познал сам - не обращаясь к праотцамИ текстам умерших времен ... так каждый для того рожден,Чтобы, забыв, вновь вспомнить вмиг свой венценосный звездный ликИ, умерев, родиться вновь - ведь имя смерти есть любовь.

Утихни, друг мой литератор

Утихни, милый литератор, ты стал теперь лишь конфискатор стихов поэзии всей сути, убив ее в словесной смуте.

Послушай, друг мой литератор, ты как бесстрастный обфускатор cтремишься сущность всю изъять - не можешь ты еще понять, что не в словах их скрыта сила - душе лишь сила их та мила и сердцу живостью близка … они ее издалека, с высот небес достать смогли - им глас шептал :  "Твори, твори, и принеси ты миру слово, и будет пусть оно не ново, но станет сказано тобой,  ведь ты еще душой живой".

Но то бесстрашие их слов  сплотило всяческих ослов, что взяли скальпель, взяли нож  (на них ты, друг мой, страсть похож) и изничтожили слов силу, ведь словоблудию – кумиру они давным-давно сдались - с тех самых дней, что родились.